Карлис Целминьш "Сирень" 700x560

Jelgavas, kur atgriezties,
Tā kaps, kur viņu zaudēju. Cik niecīgi šķiet nostāsti
Par spēļu ellēm pasaulē,
Kur zaudē tie, kas dēkas meklē
un nāvē iet ar lodi pierē.”

Kur bija rodams spēks smagā zaudējuma sāpēs atjaunoties, neļaut dvēseli aprakt kā melnā kapā? Tikai sevī pašā, savas dzimtas saknēs, vecāku jau šūpulī ieliktās veltes apzinoties.

Elza Klaustiņa, Kārļa Celmiņa vecākā māsa, ar Triju Zvaigžņu ordeni apbalvotā ievērojamā latviešu sabiedriskā darbiniece 1968. gadā stāstījumā „To nevar aizmirst” no ASV rakstīja par savu ģimeni.

Vidzemnieku Jāņa un Annas Celmiņu ģimenē, pēc četru meitu piedzimšanas, pastarītis Kārlis bija ilgi gaidītais dēls. Viņš piedzima Cēsīs un kopš bērnības ieauga Gaujas līču ziedošajās pļavās, mežos, Celmiņu ģimenes sirsnības un mīlestības piepildītajā ģimenē.

Vecāki bija ticībā auguši. Svētdienas rītos visi sapulcējās, lai vienotos lūgšanā. Būdams krodzinieks, Jānis Celmiņš nekad nebija redzēts reibumā. Gadu pirms Kārļa piedzimšanas viņš nopirka Pelīšu mājas. Tās viņam prasīja daudz spēka, kura pietrūka…

Cēsīs tolaik katru gadu notika lauksaimniecības izstādes. Māte no tām pārnesa pa kādai glezniņai. Sēkla iesēta, bet mātes rūpe, kad Elza mēģināja gleznot: ka tik nepaliekot par pindzelētāju, kam taču tikai viena – bada maize.

Lai būtu kā būdams, pēc Cēsu reālskolas beigšanas Kārlis Celmiņš dodas uz Maskavu. Izslavēto Stroganova lietišķi dekoratīvās mākslas skolu, kuru viņš pabeidz 1915. gadā. Taču šo zīmīgo notikumu aizēno kāds cits.

Ir sācies Pirmais pasaules karš un Kārli Celmiņu iesauc karadienestā. 21 gadu vecais jauneklis, kurš jau 1914. gadā bija paguvis piedalīties ceturtajā latviešu mākslas izstādē, dienestu sāka un beidza nevis ar šauteni, bet ar otu rokās. Viņš kļūst par pulka svētbilžu gleznotāju.

1918. gadā Celmiņš atgriežas Latvijā, līdz 1920. gadam strādā par zīmēšanas skolotāju Madonā, pēc tam, līdz liktenīgajam 1944. gadam hercoga Pētera ģimnāzijā Jelgavā.

„Celmiņš bija stingrs, stiprs un tajā pašā laikā arī ļoti trausls. Viņš bija romantiķis un nebija cīnītājs, jo viņam negribējās otram nodarīt pāri. Un kā īstam latvietim viņam ļoti svarīgas bija trīs lietas: patiesība, taisnība un īstums.”

(no kāda audzēkņa atmiņām)

„Viņš bija romantiķis un brīvdomātājs. Visu mūžu.” Tā par viņu, savu tēvu, stāstīja ārste Lija Mincenberga. Kārļa Celmiņa mākslas pasaule nebija piejaucējama un līdz ar to tika zaudēts daudz no tā, kas mākslinieka dzīvē varēja ienest drošības sajūtu un materiālo labklājību: eksponēšanās iespējas, pasūtījumus vietu dažādos iespieddarbos…

Pelni un dzīvība

Kārlis Celmiņš ierodas Liepājā 1946. gadā. Kļūst par Mākslas un daiļamatniecības vidusskolas metāla un dzintara apstrādāšanas darbnīcas vadītāju. Viņa pirmo piedalīšanos izstādē Liepājā pavada iznīcinoša kritika avīzē „Komunists” – mistika, nezinātniskums, atkāpšanās no sociālistiskā reālisma principiem.

1950. gadā Kārli Celmiņu izslēdz no Latvijas PSR Mākslinieku savienības. Sirsnīgais draugs no Cēsīm, izcilais tēlnieks un vārdabrālis Kārlis Jansons viņam raksta: „Tomēr dari tā kā čigāns saka: mīļais draugs, ja nevari turēties, turies tomēr vēl!”

Šis zīmogs oficiālajā attieksmē pret Celmiņa daiļradi baloja ļoti lēni.

Bet Laimonis Burvis, pats daudzus mākslas skolā audzinājis, saka: „Īsts sudrabkalējs”. Tāpēc absurda un nepamatota, pēc Burvja domām, bija skolotāja atbrīvošana no darba.

Bijuši arī daudz un dažādi mēģinājumi ietekmēt viņu kā pedagogu, jo Celmiņš draugus meklēja un atrada starp saviem skolniekiem, ar kuriem runāja droši un atklāti. To atceras daudzi. Ar Kārli Celmiņu kopā būt bija kā kopā būt ar tēvu. Droši, labi, gūstot spēku.

Uzziedēšana

Mūža nogalē mākslinieks uzziedēja šī vārda tiešā nozīmē. Bērnībā Cēsu pils dārznieks Gailis bija biežs viesis Celmiņu mājās, bet mazie Celmiņi – bieži viesi grāfa dārzā. Gailis tad teicis: „Katrai puķei ir sava dvēsele, savs skaistums, sava smarža, savs raksturs.”

1973. gada pavasarī tiek atklāta viņa izstāde „Ziedi’. Gladiolas, asteres, kallas un īrisi… Saulespuķes. Tie bija maigie un trauslie, pašapziņas piepildītie mākslinieka līdzgaitnieki.

Kā ziedi bija arī Celmiņa draugi. Ne vajadzīgi vai izdevīgi cilvēki, bet tie, kurus pats mākslinieks ar tīru sirdi izraudzījās.

Arī Liepājas pulksteņmeistars Jānis Inge, kuru nekādi nevarēja piespiest pozēt portretam, bet kurš garu garās stundas spēja pavadīt sarunās ar mākslinieku.

Velta Inge, Jāņa Inges meita: „Tēvs jau bija miris. Arī māte smagi slima gulēja dzīvokļa gala istabā. Tolaik viņa jau nespēja dzirdēt. Tad kādu dienu atnāk Celmiņš. Viņš uzkavējās īsu brīdi. Dziļāk dzīvoklī neienāca. Kad mākslinieks aizgāja, es iegāju pie mātes. Un viņa sacīja: „Bija atnācis Celmiņš”. Nesaprotu, kā māte, kurla būdama un mākslinieku neredzējusi, varēja to zināt.”

„Spārnu vēdieniem viegliem
Plūst dziesma klusa.
Kā miegs uz dusu.
No laikmetiem mūžīgiem,
Kur kvēlo smaragds zaļš
Kā cerība,
Kā kuģi staltām burām
Trauks brīvi mūsu jūrā,
Un aizvērta tiks grāmata
Par baigo laikmetu.”

(Kārlis Celmiņš)

Piedāvāt savu. Paldies!

">

Предложите своё. Спасибо!
Художник и Время. Карлис Целминьш — 125
Сгорание

В июле 1944 года пламя превратило жизнь Карлиса Целминьша (1894. 11. IX — 1973. 16. X) в дымящееся, покрытое пеплом пустое пространство. В военной игре в Елгаве сгорели почти все его произведения искусства. Угли этого костра тлели в нём до конца его жизни.

Дочь Лия Минценберга вспоминала: «У отца бессонные ночи в Лиепае не проходили впустую. Он писал стихи». Возможно, эти строки были выстраданы в бессонные ночи:

«Нет старой Елгавы, куда вернуться,
Это могила, где я её потерял. Как ничтожны кажутся рассказы
О адских играх в мире,
Где проигрывают те, кто ищет приключений
и идут на смерть с пулей в лбу».

Где можно было найти силы для восстановления в боли тяжёлой утраты, не позволить душе быть похороненной как в чёрной могиле? Только в самом себе, осознавая дары, вложенные родителями в колыбель, в корнях своей семьи.

Элза Клаустиня, старшая сестра Карлиса Целминьша, награждённая орденом Трёх Звёзд, выдающаяся латышская общественная деятельница, в 1968 году в рассказе «Это нельзя забыть» из США писала о своей семье.

В семье видземцев Яниса и Анны Целминьш после рождения четырёх дочерей, младший Карлис был долгожданным сыном. Он родился в Цесисе и с детства вырос среди цветущих лугов и лесов изгибов Гауи, в семье Целминьш, полной сердечности и любви.

Родители были воспитаны в вере. По воскресным утрам все собирались, чтобы объединиться в молитве. Будучи трактирщиком, Янис Целминьш никогда не был замечен в опьянении. За год до рождения Карлиса он купил дом Пелишу. Он требовал много сил, которых не хватало...

В Цесисе в то время ежегодно проходили сельскохозяйственные выставки. Мать приносила с них по какой-нибудь картине. Семя было посеяно, но забота матери, когда Элза пыталась рисовать: чтобы не стать кисточником, у которого только одно — хлеб голодный.

Как бы ни было, после окончания Цесисской реальной школы Карлис Целминьш отправляется в Москву. В знаменитую Строгановскую школу прикладного декоративного искусства, которую он окончил в 1915 году. Однако это значительное событие затмило другое.

Началась Первая мировая война, и Карлиса Целминьша призвали на военную службу. 21-летний юноша, который уже в 1914 году успел принять участие в четвёртой латышской художественной выставке, службу начал и закончил не с винтовкой, а с кистью в руках. Он становится художником полковых икон.

В 1918 году Целминьш возвращается в Латвию, до 1920 года работает учителем рисования в Мадоне, затем, до рокового 1944 года, в герцогской гимназии Петра в Елгаве.

«Целминьш был строгим, сильным и в то же время очень хрупким. Он был романтиком и не был борцом, потому что не хотел причинять вред другому. И как истинному латышу, ему были очень важны три вещи: правда, справедливость и истинность».

(из воспоминаний одного из учеников)

«Он был романтиком и свободомыслящим. Всю жизнь». Так о нём, своём отце, рассказывала врач Лия Минценберга. Мир искусства Карлиса Целминьша не был приручаемым, и поэтому было потеряно много того, что могло бы принести чувство безопасности и материальное благополучие в жизни художника: возможности для экспонирования, заказы на места в различных печатных работах...

Пепел и жизнь

Карлис Целминьш прибывает в Лиепаю в 1946 году. Становится руководителем мастерской по обработке металла и янтаря в средней школе искусства и декоративно-прикладного искусства. Его первое участие в выставке в Лиепае сопровождается уничтожающей критикой в газете «Коммунист» — мистика, ненаучность, отступление от принципов социалистического реализма.

В 1950 году Карлиса Целминьша исключают из Союза художников Латвийской ССР. Сердечный друг из Цесиса, выдающийся скульптор и тёзка Карлис Янсонс пишет ему: «Однако делай, как говорит цыган: дорогой друг, если не можешь удержаться, держись всё-таки ещё!»

Этот штамп в официальном отношении к творчеству Целминьша бледнел очень медленно.

Но Лаймонис Бурвис, сам воспитавший многих в художественной школе, говорит: «Настоящий серебряный мастер». Поэтому абсурдным и необоснованным, по мнению Бурвиса, было освобождение учителя от работы.

Было также много и различных попыток повлиять на него как педагога, потому что Целминьш искал и находил друзей среди своих учеников, с которыми говорил уверенно и открыто. Это помнят многие. Быть вместе с Карлисом Целминьшем было как быть вместе с отцом. Уверенно, хорошо, получая силу.

Цветение

На закате жизни художник расцвёл в прямом смысле этого слова. В детстве садовник Гайлис из замка Цесис был частым гостем в доме Целминьш, а маленькие Целминьши — частыми гостями в саду графа. Гайлис тогда говорил: «У каждого цветка есть своя душа, своя красота, свой аромат, свой характер».

Весной 1973 года открывается его выставка «Цветы». Гладиолусы, астры, каллы и ирисы... Подсолнухи. Это были нежные и хрупкие, наполненные самосознанием спутники художника.

Как цветы были и друзья Целминьша. Не нужные или выгодные люди, а те, которых сам художник с чистым сердцем выбирал.

Также и мастер часов из Лиепаи Янис Инге, которого никак нельзя было заставить позировать для портрета, но который мог проводить долгие часы в разговорах с художником.

Велта Инге, дочь Яниса Инге: «Отец уже умер. Также и мать тяжело больная лежала в конце квартиры. Тогда она уже не могла слышать. И вот однажды приходит Целминьш. Он задержался на короткое время. Глубже в квартиру не заходил. Когда художник ушёл, я вошла к матери. И она сказала: «Целминьш приходил». Не понимаю, как мать, будучи глухой и не видя художника, могла это знать».

«С лёгкими взмахами крыльев
Течёт тихая песня.
Как сон на отдых.
Из вечных эпох,
Где сверкает зелёный изумруд
Как надежда,
Как корабли с высокими парусами
Свободно мчатся по нашему морю,
И будет закрыта книга
О страшной эпохе».

(Карлис Целминьш)

Предложите своё. Спасибо!